[Mexico, autumn]

Цель была в превосходном состоянии – не зная, что ее разоблачили и сдали за ее же спиной, она была твердо уверена в том, что все еще состоит на хорошем счету, и даже не пыталась скрываться. Не успевший толком навредить шпион, он выглядел как непримечательного возраста и внешности латиноамериканец, говорил с достаточно жирным северным акцентом и рисковал бродить в одиночку по неблагополучным районам и откровенным трущобам местных городов – видимо, считая, что за пределами сельской местности опасаться ему нечего. Казалось бы, кретин кретином, но шифровался он до поры до времени достаточно неплохо – что заставляло сомневаться в том, до какой степени он был и правда глуп, а до какой степени играл положенную роль.

Эту ночь – заключительную ночь недолгой погони – он решил начать с пустой забавы, а именно с малоизвестного и не слишком респектабельного бара, где притворился клиентом и нашел себе девочку на вечер. Было еще достаточно рано, когда он вышел с ней на улицу и отправился следом, производя настолько беспечное впечатление, насколько возможно. Ветер мчался вдоль улицы, таща за собой следом пыль и мелкий мусор, в небе громоздилась чернота, наполовину состоящая из ночной мглы, наполовину – из облаков, слабо светящихся отраженным рыжим светом. Людей на улицах почти не встречалось, что незначительно затрудняло преследование и в то же время обеспечивало отсутствие лишних свидетелей.

Путешествие закончилось у аляповато украшенной неоном хибары в два этажа, перед входом в которую толклись и сумрачно смотрели на припаркованные поодаль автомобили двое людей в неброской, подозрительно свободной одежде. Внутри обнаружилась прихожая, в которой шумел дешевый кондиционер и сидела, сгорбившись, за столом фигура женщины лет сорока. Каждому из троих хватило одного удара, чтобы обмякнуть и сползти наземь, так и не заметив, что произошло. Камер наблюдения, как и следовало ожидать, не встретилось, не попалось по пути и случайного посетителя, хотя из-за стен доносились звуки, свидетельствующие о присутствии там кого-то живого; нездоровая кислота протянулась в воздухе, не перебиваемая ни движением сквозняка, ни табачным дымом. Сама по себе подобная мелочь не стоила того, чтобы брать с собой нескольких собратьев по стае сразу, но Николас рассудил, что поступить иначе было бы вопреки идее товарищества – кроме того, ему очень не хотелось спугнуть жертву и обратить в бега в маловероятном случае провала. Не тогда, когда до Бала оставалось несколько дней.

Пол исключительно хорошо гасил звуки, стоило на него наступить – неожиданная и ценная черта. Внешние скрипы и нечастые вздохи, гул вентиляторов, порывы ветра снаружи окончательно смазывали и заглушали собой всяческое достаточно осторожное движение. Ненужная дверь, еще одна ненужная, и вот, верная. Она была заперта, но вырвать замок не составило никакого труда. Под скрежет и достаточно звучный хлопок вход в комнату был открыт.


/следующий по порядку пост принадлежит Ами.

Комната тонет в свете неона, пробивающемся сквозь жалюзи. Вентилятор, пара тумбочек по краям двухместной кровати, стол, обставленный напитками. Все совсем обветшалое, безжизненное, дешевое. Совсем как мужчина, лежащий на кровати прямо перед дверью. С его застывшей на губах улыбкой, с его приспущенными штанами, с его голым торсом и торчавшей сквозь грудную клетку спицей.  Он был один, абсолютно один, будто от него отвернулись все высшие силы разом, удача - особенно. В ванной шумела вода. В момент, когда дверь открылась, послышался шум.

Минутой ранее Марион смотрела на часы.

22:13.

Через двадцать минут она ждала гостей  - милых людей, услужливо согласившихся за символичную сумму прокатить ее с другом за город. Еще через сорок минут они будут совсем далеко, на какой-нибудь пустынной дороге от одного чахлого городка к другому. Через пару минут после ее друг будет оставлен один, одинокий и обнаженный, с тройкой-другой дополнительных предметов в его сердце, сваленный в канаву лежать до утра. Его одежду и вещи разделят милые люди, его кредитки потеряются в чужих руках, его спутница уедет домой отсыпаться.

Долгожданная кровь разливалась по ее жилам. Странное чувство привязанности, жалости к незнакомцу, по ее вине оказавшемуся в такой неудобной ситуации. Где-то глубоко наивное желание отпустить давило на нее, но оно было слишком слабым чтобы к нему прислушаться. Все должно было идти по плану, никак иначе.

Дверь.

Над туалетом окно. Пистолет остался в тумбочке. Это не могла быть охрана, им заплатили свою долю. Не могли быть и случайные гости. Хотелось бежать, скрыться в кварталах, притонах, она знала достаточно мест, где можно было скрыться. Но она достаточно хорошо знала и другое.

Она не сможет убежать.

Не дожидаясь того момента, когда и эту дверь настигнет судьба входной, девушка выходит, высоко подняв руки. Ее нельзя было назвать местной даже с натяжкой. Белая кожа, волнистые рыжие волосы, определенно европейские черты лица. Ее одежда была отличной от того, в чем ее могли видеть в баре, джинсы, футболка, кроссовки. То, в чем она была до, можно было заметить раскиданным вокруг кровати вперемешку с вещами ее очевидной жертвы.

Она молчала в ожидании, не показывая ни страха, ни ненависти. Крайне сдержанная спокойность.

Надо же, кто-то украл их добычу.

Запах крови сородича трудно было с чем-то перепутать, а уж тем более не заметить. И похоже это был их сородич, тот самый идиот, которого они выслеживали последние несколько дней. Честное слово, этот фарс больше напоминал игру в кошки-мышки, чем серьезную работу.

Впрочем, это новое рыжеволосое обстоятельство чуточку меняло... ну не все, кое-то. По крайней мере было любопытно, как же вышло так неловко, что их маленький, но почти ставший родным камарильский друг так облажался? Что, кстати, только подчеркивает, что время, потраченное на него, пусть и не потрачено зря - нельзя же в самом деле игнорировать даже никудышного шпиона - но могло бы быть потраченным с куда большей пользой.

И теперь маленькая смертная девочка вызывала больше любопытства, чем вряд ли собиравшийся куда-то деться неудачник. Гуль, видимо, на что намекали как ее сердце, бьющееся в ритме, выдающем истинные эмоции, так и пятна крови, не полностью смытые с губ.

Женщина прислонилась к стене и скрестила руки на груди. Длинное потертое темное пальто с капюшоном, выглядящее больше как балахон средневекового чернокнижника и смотревшееся весьма неуместно в современном городе, скрывало ее от глаз окружающих, в том числе и девушки. Капюшон привычно прикрывал лицо. Она пока ничего не собиралась делать, проследить за реакцией остальных было бы интереснее.

Тёмная ночь. Пустынная улица. Тень преследователя, скользящая по стене. Искажённое страхом лицо жертвы, нервно оборачивающееся назад. Широкие, в чём-то небрежные мазки по полотну. Картина, пестрящая всеми оттенками серого, живая и дышащая. И, к великому сожалению, не имеющая ничего общего с тем, что происходило в эту ночь.
Левая рука Коннора легла на ножны, когда они подошли к захудалому домишке. Он выглядел безжизненным и гниющим, и неон лишь подчёркивал все недостатки ветоши, представшей их глазам. Жалкая конура для жалкого "киндреда". Вход сторожили два примата. Дверь всё равно что была открыта перед ними.
Прихожая была пустой, за исключением ещё одной помехи, ещё менее значимой, чем первые две. Внутреннее убранство конуры было под стать внешнему. И многое говорило о своих посетителях. Плащ Коннора еле слышно шелестел с каждым его шагом, малая плата за хоть какое-то сокрытие ножен полуторного меча, висевшего на его поясе. Чёрная бандана, почти полностью скрывающая короткие тёмные волосы, вкупе с каменным лицом и холодным взглядом придавала ему вид наёмника наркобарона. Дополнял образ бронежилет, возможно излишняя осторожность в задании такого сорта. Лишь очевидно европейские черты лица наводили на мысль, что первое впечатление было неверным.
Вторая на их пути дверь уже оказалась заперта. Если их жертва ещё и пребывала в блаженном чувстве безопасности, то треск вырываемого замка должен был спустить её на землю. Но встретил, их, как ни странно, не "киндред". А девчонка, которую он притащил сюда. Идиот же валялся с дурацкой ухмылкой на кровати. Не сказать, чтобы Коннор был слишком удивлён. Но всё же он ощутил укол разочарования, насколько жалкой и бездарной была цель их сегодняшней прогулки. Не удостоив девчонку даже взглядом, каинит спокойно вошёл в комнату, достал из плаща специально подготовленный кол и вогнал его в сердце болвана. Оставив обследование места маленького приключения их цели другим желающим, Коннор взвалил тело на своё плечо и спокойно вышел из комнаты. На сей раз его взгляд задержался на девчонке. От него почти ощутимо веяло угрозой и презрением.

Шум взломанной двери, пусть и смягчённый стеной, всё же больно резанул Дейна по уху, когда тот, поднявшись с корточек, заглянул комнату через стекло - еле слышный невнятный шорох, чем-то походивший на дождь и до того выплывавший изнутри, скрылся в облаке гнетущего звона. Несмотря на это, он оставался собран и был готов выполнить всё, что от него требовалось на этой позиции: проследить за тем, чтобы ни единая душа, живого или мёртвого толка, не скрылась наружу через оконный проём. Впрочем, теперь беглого взгляда оказалось достаточно, чтобы понять: здесь он больше не нужен.

Окно тоже больше не было нужно, поэтому Дейн его выбил.

Внутрь, впрочем, он не поспешил - сначала замер, приветственно подняв руку (как будто бы не виделись у входа пару минут назад), огляделся, потом легко подался вперёд, вытолкнув засевшие в раме осколки предплечьями, и остался лицом в проёме, бегло оглядывая комнату, от бывшего соратника к распахнутой двери ванной и обратно. В открывшейся сцене было что-то сюрреалистическое - в царящем безмолвии, в показной бездвижности и непостижимой глупости происходящего; вынос тела слегка поколебал эту атмосферу, но так и не смог её опровергнуть.

Николас проследил краем глаза за Коннором и его действиями, ни на мгновение не теряя стоящую перед собой женщину из вида. Вмешиваться он не стал - не было нужды. Тело едва покачивало безвольно обвисшими конечностями, когда его выносили из комнаты. Все-таки и правда идиот, а не актер. Неудивительно, что он был настолько беспечен, неудивительно и то, что так глупо кончил. Под негромкий звон стекло разлетелось по полу, сверкая острыми разломанными гранями, и в окне появился Дейн, отрезая для ненужной двуногой помехи последний путь к бегству. А она, кажется, и не собиралась бежать, понимая - или только разумно считая? - что это ни к чему не приведет. Поэтому она все еще стояла, держала над головой руки и чего-то ожидала. Николасу хотелось считать, что смерти. Он любил, когда люди трезво воспринимали свои перспективы и встречали их с должной отвагой, и очень редко встречал тех, кто действительно оказывался на такое способен. Обычно это была наивная самоуверенность, нечто сродни детской вере в собственную неуязвимость, и не более того.

- Кто? - осведомился он сухо, опустив уточняющее "ты". Позади послышался шум, заглушенный стеной, с каким падают на пол тяжелые и достаточно мягкие предметы. Лишних дверей пока еще не открывалось - хорошо. Можно было бы оставить ее труп здесь, но это было бы слишком заметно. Два исчезнувших тела представлялись намного более предпочтительным вариантом.

- Гуль, - отозвалась она, не промедлив, - Одиночка.

Ее знаний было достаточно для того, чтобы понимать ситуацию хотя бы частично. Марион опускает руки. Она до сих пор жива – значит ли это, что им что-то требовалось от нее? Знали ли они, что она собирается делать, выслеживали ли заранее или каким-то образом узнали в то мгновение, когда что-то пошло не так? Сначала в голову пришла простая мысль, они просто могут быть связаны между собой, охотиться на диких гулей или же просто могут быстро реагировать на то, что произошло с другими. Но тогда бы не было вопросов. И то, как было взято тело другого, говорило об обратном, они не вместе, иначе почему не «разбудить» мужчину?

Недоразумение. Видимо, оно одно обеспечивало сейчас ей жизнь. Держаться за вещь столь хлипкую, столь ненадежную было сложно, но она и не пыталась; морально девушка была готова умереть как и в эту ночь, так и во все предыдущие вот уже долгие несколько месяцев. И все-таки, зачем им нужен был другой? Они выслеживали его? Охотились одновременно с ней?

Отвечать на вопросы приходилось самой, да и то приблизительно.

Что могло их еще заинтересовать? Что они могли найти интересным? Взгляды были достаточно красноречивы. Она совершенно определенно не была интересной хотя бы до такой степени, чтобы с ней стали церемониться.  Можно было попытаться внимание привлечь. Рассказать о том, где обитают дикие, подставив их под удар, но это было ниже ее достоинства, да и обмен получался сомнительный, если получался вообще. Умолять о пощаде? Торговаться? От этого веяло трусостью и отчаянием. Унынием даже.

- Забавная выдалась ночь.

- Нет, - холодно отрезал Николас, - не забавная.

Он прошелся по номеру, небрежно переступая через разбросанные под ногами вещи, осматриваясь с легким отвращением и без особого расчета встретить что-нибудь, представляющее интерес. Забавные ночи не заканчивались в подобных зданиях, подумал он про себя, потраченные на бездарность, чье проткнутое насквозь тело виднелось сквозь дверной проем. И эта бесхозная гуль. Она, впрочем, еще могла представлять какой-то интерес, если знала достаточно многое о своем прежнем хозяине или если ее хозяин являлся достаточно заметной личностью - в конце концов, не из одного лишь бунтарства она рискнула сбежать. И, судя по ее кажущейся невозмутимости, сегодняшний неудачник не был ее первой жертвой - значит, она могла быть в ответе за другие нападения, остававшиеся покуда незамеченными и безнаказанными.

- Ты пойдешь с нами, - сообщил он ей наконец, разворачиваясь. Раз, два, три, несколько секунд. Долго ждать утвердительного ответа Николас не планировал - где приходится тащить с собой одно тело, вполне можно утащить и два.

Холодность была принята спокойно. Предложение, - если, конечно, у кого-либо язык мог повернуться таким образом, чтобы назвать предложением это, - тоже. Она все не могла понять причины промедления. Почему не разобраться с ней прямо здесь и сейчас? Зачем медлили до и собираются медлить после?

Марион кивнула, зашла ненадолго в ванну, чтобы забрать оттуда рюкзак, и все. Никаких больше действий, опять, только молчаливое ожидание.

Алисия нахмурилась под капюшоном. Она бы на его месте прибила смертную на месте - слишком много возни с диким гулем никогда не бывает к добру, в конце концов, хороший дикий гуль бывает лишь в двух вариациях - мертвый и на территории Камарильи. Впрочем, наверняка дуктус просто собирается сначала допросить ее. Резонно, мало ли что она может сказать.

Она позволила девушке взять рюкзак, потом подошла ближе, взяла кистью под руку - не грубо и не жестко, но настойчиво - и повела на улицу к машине. Все же что бы там Николас не думал, а она не собиралась полагаться на предполагаемое благоразумие девчонки.

Доминик ждал их за рулем на улице. Машина, свежее приобретение ничего не значащей для Алисии марки, совсем не пострадала при смене владельцев. Разве что дверь водителя слегка помялась, ну а выбитое стекло - это так, ерунда. Гуль смерил шпиона и девушку подозрительным мрачным взглядом, но по своему обыкновению ничего не сказал.

Пока шёл короткий сухой диалог Николаса с девчонкой, глаза Коннора продолжали обдавать холодом последнюю. Его свободная рука была готова по малейшему жесту дуктуса свернуть ей шею здесь и сейчас. И его жёсткое, в чём-то уже бесчеловечное лицо, не особо скрывало желание сделать это побыстрей.
Но Николас решил поступить иначе, к великому неудовлетворению Коннора. Его холодные глаза скользнули в сторону вожака, ярко демонстрируя неодобрение. Благо, дуктус уже должен был знать что дальше этого молчаливого неодобрения дело не пойдёт. Коннор был своего рода новичком в этой стае, но он не давал повода усомниться, что сделает всё, что от него требуется. И даже больше, если возникнет необходимость. Он бы даже лёг спать в обнимку с этим грязным куском мяса, если бы ему было приказано. Его лицо передёрнуло от одной мысли и Коннор двинулся к выходу из здания, стараясь не обращать внимания на существование девчонки.

Обезьяны всё ещё валялись у входа без чувств. Весьма удачно для них, учитывая как чесалась свободная рука Коннора от нехватки персонального контакта с какой-нибудь физиономией. Наградив Доминика более угрюмым взглядом, чем обычно, Коннор понёс их "клиента" к багажнику машины. Он не особо скрывал свою нелюбовь к гулям, что от своих братьев и сестёр, что от самих слуг. Так что их отношения с Домиником начинались и заканчивались на отсутствии оных. Коннора вполне устраивало, когда ему не мешали работать и сам не стремился лезть в чужие дела.
Проверив, надёжно ли заперт багажник, каинит покосился на машину взглядом полным неудовольствия. Которое только усилилось, когда на глаза попалась их новая попутчица.
- Дуктус, я осмотрю комнату и приберусь, - неожиданно сказал Коннор, - куда мне потом подъехать?
Английский едва ли был в этих местах таким уж редким явлением, но вот столь чистый - едва ли. Собратьев же скорее мог удивить лёгкий напор в словах Коннора, который никогда не позволял себе даже намёк на указание дуктусу той роли, которую он хотел бы исполнять в очередном задании.

Дейн ушёл туда же, откуда появился – в помойный сад за разбитым окном, и обошёл здание снаружи, внимательно оглядываясь. Он не видел в этом большой необходимости, будем честны, но чрезвычайно серьёзное отношение к своим обязанностям (Сириус* ему – второе имя) порой толкало его и на более излишние поступки. Шагал он быстро, уверенно и потому не запоздал надолго, вернувшись аккурат к концу погрузки.


* т.е. «serious»

Ветер постепенно поднимался, и из прилегающих к зданию переулков потянуло какой-то гнилью и краской. Облака ускоряли свой бег по темному, вздувшемуся небу, но не пришлось их долго рассматривать, чтобы оказаться вполне уверенным - не дождевые. Сезон штормов, и без того сравнительно слабо ощутимый вдали от океана, подошел концу с приближением ноября. Хорошо. На таком воздухе пламя разгорится высоко.

Он взглянул без особого интереса на машину, отметил про себя наиболее явные приметы, встретился взглядом с сидящим за рулем гулем и медленно перевел взгляд на его случайную родственницу. Все еще тихая. Любопытно, станет ли она долго упираться и увиливать от ответа, когда ей начнут задавать вопросы. Ее присутствие здесь, тем не менее, само по себе создавало очевидную проблему с местом, которого в машине уже не оставалось на всех присутствующих, и Николас почувствовал слабое раздражение, не имеющее под собой никаких особенных оснований. Он его быстро подавил, он не сомневался в том, что поступает правильно, не необходимость выделять время и ресурсы на возню со слабым и подлым созданием скреблась железом по всем представлениям о правильном и подобающем.

Возможно, поэтому на неожиданное замечание Коннора Николас отреагировал сначала пристальным, холодно изучающим взглядом, потом кивнул.

- Дальше по улице в направлении Мехико, на самом краю города. За сгоревшим складом.

Здание, которое он упомянул, находилось достаточно недалеко и являлось достаточно примечательным по местным меркам хотя бы потому, что не напоминало собой дешевую хибару - напротив, на его постройку ушли бетон и кирпич, к настоящему моменту выскобленные, как панцирь, и черные от копоти. Сгорело все, как было известно от местных, не само по себе, поэтому отстроить и присвоить себе останки строения никто не пытался.

Холодная, беспомощная. Непозволительная слабость и роскошь – растрачивать столь яркие эмоции на кого-то не столь значительного. Такое очевидное, почти осязаемое презрение, которое никто и не скрывал даже. Марион было комфортно настолько, насколько могло быть в этой ситуации; ей не впервой приходилось быть объектом чужой ненависти и быть у кого-то в подчинении. Разве что это отношение вызывало у нее недоумение. Она была уверена в том, что такие эмоции к таким, как она, такие, как они, просто не способны испытывать, слишком большая разница.

Обратное почти забавляло.

Она села в машину все также молча, посмотрев кратко на водителя через зеркало заднего вида и, после, уставившись в пустоту. Ее собранность внешне походила на безразличие ко всему, впрочем, девушка определенно как и слушала разговоры, так и понимала их. Место, названное их, судя по всему, главарем, было ей известно. Можно было бы попробовать построить планы побега, но это не было тем, чем она сейчас хотела заняться, не в первую очередь так точно. Необходимость пройти через это, - или, в итоге, не пройти, что было более вероятным, - была слишком очевидной чтобы от нее бежать.

Усадив девушку на заднее сидение, Алисия уселась рядом. Вцепляться в пленницу не было смысла, даже если она попробует вылезти в окно машины, то тут же об этом пожалеет, поэтому она молча откинула капюшон, открыв нездорово бледное лицо несколько моложе Марион, светлые заплетенные в косу волосы и светло-серые глаза, кажется, оказавшиеся единственным местом на лице, удостоившимся внимания косметики, хотя это было не так. Из-за бледности кожи темный макияж сильно бросался в глаза, придавая ее лицу порядком зловещее выражение. Алисия равнодушно посмотрела в зеркало заднего вида, отражавшее все что угодно кроме нее самой, и откинулась на спинку сидения. Пристегиваться ей и в голову не пришло. Правила дорожного движения ее не интересовали как факт.

Ехать было недалеко, и на месте все оказались достаточно быстро. Вокруг склада не встретилось ни души, внутри - тоже, видать, слишком неуютным показался для местного сброда вечер. Выло из щербатых проемов окон, усаженных мелкими зубьями не до конца высаженного стекла, выло и билось изнутри в крышу, черную, как уголь. На полу валялись обломки и скопившийся за прошедшие годы мусор, в массе своей тоже обугленный - не так уж редко те, кто все-таки решался сюда заходить, устраивали собственные костры. По другую сторону виднелись пустоши и низкая цепь гор, придавленных весом громоздящихся туч.

Долго собирать топливо не пришлось - достаточно было сбить вместе несколько соседних груд непригодного ни на что другое материала и поджечь (волосы успели зашевелиться на голове, поднимаясь в пробуждающейся инстинктивной тревоге). Пламя понемногу расползалось, пожирая предоставленную добычу и выдыхая вверх вонючий прогорклый дым, от которого несло горелой краской и пластмассой. Чем больше становилось пламени - оранжевого, синего, зеленого, блеклого, как тень - тем больший азарт прокатывался волнами по мертвому телу, трансформированный из самозабвенного страха старой привычкой и усилием воли. Проткнутый шпион лежал теперь на земле, руки и ноги раскинуты в разные стороны, глаза невыразительно таращились в небо, которого не могли видеть. Пока еще. Не следовало начинать без последнего участника стаи, и, полный нерастраченного гнева и предвкушения, вызванных близостью огня, Николас прибил шпиона к земле несколькими из валявшихся поодаль длинных строительных гвоздей - чтобы не дернулся прочь раньше времени. Сделав это, он прошелся обратно и кивнул Дейну на гулю - держи. Отвлекать священника от предстоящего обряда такими вещами было более недопустимо.

Коннор недовольно постукивал пальцем по рукоятке меча, вызывая непроизвольную дрожь в водителе. Неудовольствие каинита росло с каждой секундой, наполовину от нежелания задерживать остальную стаю, наполовину от перспективы провести ещё несколько часов в обществе девчонки. Если, конечно, Дуктус уже не вытащил из неё всё что нужно ему, желательно с мясом и внутренностями заодно.
- Здесь.
Водитель вздрогнул и резко затормозил. Испуганный, он медленно повернул голову назад. Но заднее сидение уже пустовало.

Из здания уже тянуло разгоравшимся пламенем, тошнотворным и наполненным самыми разными запахами. Больших усилий шпион и не стоил, по мнению Коннора. Рука нащупала в кармане жалкие результаты осмотра его конуры. Едва ли они имели какую-то ценность для дела. Ещё больше бездарно потраченного времени на шпиона, который едва ли заслуживал быть названным "угрозой".
-Дуктус. Преподобная. Братья, - Коннор сделал три коротких поклона буквально в ту же секунду, как зашёл. Подойдя к лидеру стаи, он достал из кармана ключи и протянул на ладони.
- Более ничего интересного.
Его взгляд задержался на девчонке, которая всё ещё была жива.

Алисия кивнула Доминику, и гуль, поняв знак, пошел копаться в мусоре, быстро соорудив из палок, узких досок и тряпок четыре импровизированных факела.
Пока он поджигал свои творения и раздавал их тем, у кого были свободные руки, его хозяйка подошла к шпиону и выдернула из его груди все, что туда было понатыкано, кол, металлический прут... какой неизящный переизбыток. Выпрямилась, поддела носком ботинка под ухо пока еще пленника, и, повернув его голову набок, поставила ногу сверху на висок.
- Говори, - не столько мягким, сколько зловеще вкрадчивым голосом произнесла она, - Мы хотим слышать твой голос. И хотим услышать что-нибудь интересное. Постарайся приятно удивить нас.
Доминик передал ей очередной факел, затем, подойдя к Дэйну, вручил последний факел ему и перехватил у него девушку. Вместе с ней он отступил к свободной от пламени стене, но так, чтобы девушка, если ухитрится вырваться, должна была бы пробежать мимо одного из остальных.
Алисия чуть отступила в сторону, оказавшись для пленника над его макушкой, и наклонила голову, глядя на него снизу вверх. Горящая палка, которую она держала не так уж и далеко от себя, щекотала нервы.

И в таком состоянии она застала вновь присоединившегося. Девушка, заметив на себе его взгляд, не стала отворачиваться или делать вид, что не видит; напротив, она с жаждой, без страха и вызова, уверенно смотрела в его глаза. Чем сильнее она чувствовала, что что-то не так, тем больше ее охватывали эмоции, тем больше ей это нравилось.

Сердце колотилось, как бешеное, мерзкий запах разожженного повсюду огня резал глотку, глаза слезились. Адреналин, предвкушение, чувство полного удовлетворения от участия в чем-то сакральном, страх перед неизведанным - Марион отдалась этим чувствам целиком, опьяненная тем, насколько легко это получилось и как приятно это получалось. Острая потребность ненавидеть, быть в ярости, ворваться, раскромсать на куски, довести до изнеможения, полностью уничтожить. Все это было словно в ее крови уже очень давно и очень давно искало выход наружу.

Шпион стал для нее словно главной целью всей жизни. Она будто вновь голодала, но дольше, сильнее, будто ей не хватило того, что уже было выпито. Словно он был главным блюдом стола и самое почетное, самое правильное, что можно было сделать - разделить трапезу с другими.

Балансируя на тонкой грани между полным помешательством и адекватным, - относительно, - состоянием, Марион спохватилась, возвращаясь к той личности, которой она была всегда, дисциплинированной, привыкшей держать себя в рамках. Девушка вжалась в чужие объятия, сильно зажмурившись и частично согнувшись. Не слышать, не слушать, не вдыхать. Стремление удержать себя в руках было почти паническим. Но, чем дольше она сопротивлялась, тем сильнее хотелось отпустить себя окончательно.

Николас взял ключи, осмотрел не без небрежности, и, вопреки выражению лица - еле заметному, но все же присутствующему - убрал их в карман. Практически наверняка то, что они предназначены были открывать, было возможно попросту сломать или взломать. С другой стороны, во многих делах требовалась тонкость, и сами по себе ключи предоставляли пусть бедный, наверняка избыточный, но источник информации. Бросил быстрый взгляд на гуля, но та не дергалась, только сгорбилась у стены, жмурясь. Странно, уж ей ли не смотреть спокойно на окончательную смерть ею же пойманного убожества. Двуличие? Что-то еще? По искаженному гримасой лицу Николас ответа для себя не нашел и вскоре потерял к женщине интерес, легко и весьма надежно, увлекаемый все сильнее въедающимся в воздух запахом и первыми судорогами очнувшегося шпиона. С ней можно будет разобраться. Позже.

Пойманный смотрел снизу вверх вынужденно косым взглядом, с потрясением, которое еще до сих пор с себя не стряхнул, со страхом и отвращением одновременно. Стоило ему бросить случайный взгляд в сторону огня, как первый начинал разрастаться в блестящих глазах ярким красным светом, поэтому он тут же отворачивался, дергался под придавливающей его к земле ногой, что-то сдавленно шипя.

- Твари, - наконец вырвалось у него скорее помимо воли, чем согласно ей, - тва-арь... маленькая грязная...

Вместо разборчивой речи он немедленно сорвался на обрывистые ругательства, посвященные асфальту под его щекой, которых сам, кажется, не слышал.

- Это она? - вдруг вырвался из их потока не столько крик, сколько рычание, - эта шлюха с вами, да? Дайте мне ее разорвать, дайте сюда...

Он дернулся и попытался рвануться прочь, скребя ломающимися ногтями не в сторону своей цели, но в направлении недавнего звона ключей и заодно прочь от костра, а, следовательно, в направлении Коннора - в отчаянии, безусловно, но с силой и скоростью, намного превосходящими человеческие. Вырваться он намеревался всерьез.

Лицо Дуктуса выдало разочарование скудной находкой Коннора. Ожидаемо. Короткий поклон, последовавший за этим, был извинением наполовину за задержку ритуала, наполовину за жалкие результаты, в угоду которым сия жертва была принесена. Скользнувший по девчонке взгляд красноречиво свидетельствовал о мнении Коннора на её счёт, но, как всегда, он не счёл нужным дополнять его словами. Принимал решения здесь не он.
Вскоре нехитрые приготовления были закончены. Коннор с несколько потемневшим лицом взял факел из рук Доминика. Рука держала пламя неподвижно на уровне его лица, излишне близко для комфорта любого каинита. Внутри бурлил страх и желание отбросить огонь подальше, но скулящий внутри зверь был подавлен. Коннор перевёл взгляд на пленника. Едва ли тот сможет проявить такую же силу воли и выдержку рядом с одним из естественных врагов самого их существования.

Когда Преподобная начала допрос, Коннор всё ещё косился на пленницу, постоянно ожидая от неё той или иной глупости. В чём-то с надеждой, если так можно было назвать то тёмное чувство, что было скрыто за его холодными глазами. К сожалению, попытка бежать произошла со стороны основного "виновника торжества". Коннор высокомерно взглянул на приближающегося пленника. В эту минуту он выглядел как жалкий зверь, которым, впрочем, и являлся. "Ну что же, это будет неплохим поводом устроить маленькую демонстрацию для мешка с мясом в стороне" - подумал Коннор.
Киндред успел преодолеть только несколько метров. Раздался сдавленный хруст костей, когда кулак неожиданно кинувшегося навстречу Коннора врезался в солнечное сплетение беглеца. Не останавливаясь, каинит с силой вбил в пол тело, как будто то было не тяжелей пуховой подушки. От резкого движения, факел в правой руке почти погас и теперь еле-еле разгорался снова.
- Преподобная говорит. Лежи и слушай. Отвечай когда приказывают. Отвечай что приказывают, - голос был без эмоций, без ненависти, но глаза Коннора пылали недобрым огнём. Еле видимый в отсветах новый оттенок кожи левой руки быстро сменялся обычной бледностью.

Преподобная сузившимися глазами проследила за попытавшейся сбежать жертвой, но не предприняла попытку ему воспрепятствовать. Похоже, она сочла это ниже своего достоинства. Затем сделала несколько шагов в сторону поверженной жертвы. Покачала головой.
- Жалкое животное, всегда им был, им же умер, и им же умрешь во второй раз. Но все же, сделай над собой усилие и постарайся вести себя достойно хотя бы на собственной погребальной церемонии.
Она перевела взгляд на Коннора, одобрительно улыбнулась.
- Благодарю, дитя мое. Если он опять будет буйствовать, будь добр, избавь его от кистей рук и ступней ног.
Алисия опустилась рядом с лицом пленника на корточки, держа факел в стороне, дабы не провоцировать лишних истерик, взяла его за волосы и повернула его голову лицом к дуктусу - настолько, насколько это позволяло положение несчастного.
- Посмотри на моего брата, животное, внимательно выслушай его вопросы и постарайся ответить на них. Но прежде как следует подумай над тем, что будет с тобой, если мой брат останется недовольным.

Дейн было дёрнулся вперёд, намереваясь прищучить супостата так кстати оказавшимся в руках пламенем - не зажигать костёр раньше времени, но испугать и вернуть на место; стоя чуть поодаль, он упустил шанс отличиться и успеть первым, но, по крайней мере, вовремя остановился и удержал факел подальше от товарища. Выражение беспокойства, державшееся первые секунды, быстро ушло и оставило его лицо пресным и безэмоциональным, как пресловутый кирпич.

Он медленно, неохотно разлепил сухие губы, набрал воздуха, чтобы заговорить - и осёкся, застыл, не смея и не собираясь перебивать. В его глазах плясали отблески огня, и за ними пряталось всё остальное - усталость, насмешка и совершенно неуместное неуважение.

Пленник действительно замер на земле, сгибаясь постепенно все больше и больше и едва пытаясь заслониться руками от временно отступившей угрозы. Вместо человеческих или хотя бы звериных звуков из его рта донесся сиплый свист воздуха, выходящего из пробитой автомобильной шины. Глаза теперь смотрели только в одну точку, округлившиеся сверх обычного.
Николас немного подождал, потом решил, что способность отвечать к шпиону уже должна была вернуться, и поймал его взгляд. Поднял и задержал в воздухе руку, достаточно заметным движением, чтобы пойманный успел за ним проследить. Из замка сжатых пальцев свисал найденный ключ, легко покачиваясь в воздухе.
- От чего они?
Шпион молчал. Он не выглядел принципиальным или доблестно целеустремленным, только лишь совершенно изломанным и загнанным куда-то в бессмысленные дебри, из которых не разбирал - или вовсе не слышал - адресованных ему слов. Глупо. Глупо доверять таким сородичам соваться в самую глотку дракона.
Он задумался об этом чуть дольше и почувствовал шевелящееся внутри сомнение, очень неприятное, вроде бы безосновательное. Потом едва замахнулся ногой и врезался носком башмака пойманному под подбородок, медленно и будто бы задумчиво повторив вопрос, хотя в голосе едва не прорезался рык.
- Тебе не имеет смысла упираться, - добавил почти сразу, - мы все равно это из тебя вытащим. Ты не сможешь молчать. Ты не можешь даже вести себя достойно, посмотри - уже боишься, дергаешься, как червяк, как человек... я получал нужную мне информацию от тех, кто был намного, намного сильнее, чем ты. Ты не умеешь терпеть боль. Ты не умеешь встречать окончательную смерть лицом к лицу. Признайся себе в этом. Не растягивай бессмысленно своих мучений, потому что ты к ним не готов. И уже поздно становиться готовым.
Выждал еще мгновение или другое.
- Если ты не ответишь сейчас, я достану твои ребра из твоей груди. Судя по звуку, который я слышал, нижние будет проще всего отламывать по частям.
- Они от квартиры, - донеслось снизу тихо.
- Твоей? Где она находится?
Послышалось утвердительное бормотание, потом - адрес. Другая сторона города, но, учитывая его размеры, не так уж далеко. Со стороны дороги донесся слабый рев автомобиля, чуть позже промелькнул и он сам, уносясь куда-то в сторону гор по пылящей дороге. Музыка, нелепая и популярная мелодия, рывком донеслась до места казни и пропала следом за своим источником.
- Еще убежища есть?
- Нет. Только гостиницы. В других местах я всегда останавливался только в гостиницах.
Николас прикрыл правый глаз, недовольно и в то же время со слабым чувством удовлетворения вслушиваясь в сбивчивую речь.
- А сообщники?
- Уехали, уже уехали отсюда, неделю назад...
Это было правдой. От них и узнали, где и когда ловить их бесхребетного собрата, равно как и о деталях его миссии в этом городе.
- Хорошо, - заключил Николас, делая шаг назад и возвращая ключи в карман, - тогда приступим. Преподобная.
Он едва склонил перед ней голову, показывая, что передает управление церемонией в ее руки - со всем надлежащим почтением к сану и традиции. Вот тогда Зверь заворочался по-настоящему, предвкушая, как станут разбирать по частям его добычу перед тем, как бросить в огонь.

Алисия кивнула, затем отпустила волосы пленника, позволив ему опуститься на землю и прижав для верности ногой. Повернулась к Дэйну, поманила. Забрала у него факел свободной рукой. Кивнула на Сородича, потом на костер, с которого тот сбежал.
- Дитя мое, верни его на место. Закрепи как следует.