Рассказы Валенвудского Леса

Ночь пожара осталась позади. Ее последствия до сих пор усеивали собой город – разломанные и обугленные остовы попавших во взрыв домов, черные пленки гари и пепел, забившийся между досками зданий и камнями мостовой, но, что самое неприятное, подавленность. Она не шла ни в какое сравнение с многоголосыми криками и плачем, которые можно было слышать сразу по завершению нападения и на следующее утро, но чувствовалась совершенно в разговорах, в жестах, во взглядах. Многие из городских меров достаточно далеко отошли от традиций предков, чтобы блюсти Пакт лишь отчасти и отнести своих умерших в лес, как подношение его зверям и духам; остальные, и особенно босмеры из городских племен, придерживались традиций целиком, и достаточно чуткие ноздри могли различить в вечернем дыму запах жженых костей. Чужеземцы, и без того не слишком многочисленные, сидели тише обычного, настолько, что их практически не было заметно. Лишь немногие предпочли выбраться наружу и помогать в восстановлении города.

Цезонию за всем этим пронаблюдать не довелось. Когда он впервые по-настоящему пришел в себя, над ним темнел неосвещенный ровный потолок, и в углах комнаты клубилась мягкая темнота. Левый глаз разбирал в ней очертания немногочисленных предметов мебели, закрытой двери и погашенной настольной лампы. Правый не разбирал ничего по той простой причине, что его не было. На попытки его открыть отозвались шевелением уцелевшие и успевшие вырасти заново мышцы и затянувшая глазницу ткань, пока еще не приспособленная к зрению и не вернувшая и доли нужных нервов. Судя по относительной пустоте с правой стороны головы, от уха тоже успела сформироваться только часть – но это ощущение меркло по сравнению со слабым подобием реакции, которым закончилась попытка шевельнуть правой рукой. На ее месте что-то было, явно, что-то занимало свою часть выделенного пространства под наброшенным сверху тонким шерстяным одеялом, но в длину едва доставало до нижнего края грудной клетки, и объемом почти не превосходило голую кость. Все дальнейшие попытки к передвижению закончились неудачей – от головы и до пят тело было приковано к кровати и к стене стальными креплениями.

Боли не было, зато был ожидаемый голод. Кажется, он присутствовал еще и во сне – если лечебную бессознательность можно было назвать сном – но по пробуждению пробудился и сам, немедленно принимаясь терзать и куда-то бессмысленно звать. Так миновала одна минута, другая, наверное, гораздо больше, но в полумраке выделенного Криспину помещения это было сложно определить. Потом снаружи, из-за двери, послышались шаги и еле различимый скрип, с которым дерево повернулось на петлях. Заплясало слабое пламя ручного светильника. Босмер, его держащий, остановился в дверном проеме, потом негромко позвал:

- Вы слышите меня?

Белизна была более размытой, чем он помнил, более безликой. Снего сыпался с небес, но он не ощущал его прикосновения, снег не хрустел под ногами. Небо было просто бледно-серым пятном без каких-то деталей, привычное белесое пятно солнца за облаками размазалось в неясное свечение.
Они были здесь, конечно, но и с ними тоже было что-то не так. Он пытался разглядеть лица, но они превратились в одинаковые размытые пятна с губами, носами и глазницами. Пытался вспомнить имена, но они сливались в пытающуюся бормотать тишину, которую он никак не мог расслышать.
Новое. Новая. Новый. Он был уверен. Тот, кто лежал, покрывшись инеем, на дырявом ковре полуразвалившегося главного холла, был новым. Впрочем, его лицо (ее?) было не более различимым, чем лица остальных. Рассеянный свет бледно оттенял стылый каменный пол.
Цезоний попробовал понять, испытывает ли он досаду по этому поводу, но внутри было пусто и холодно... нет. Какое-то чувство, бередящее и беспокоящее. Знакомое и понятное, но он испытывал трудности с тем, чтобы дать чувству имя. Почему так? Почему...

Бледность и стылость медленно растворялись. На их месте также медленно появлялось что-то еще. Что-то не менее унылое и одинокое, но более... твердое?
Реальность. Бледный сон, или как это там называлось, исчез.
Он обнаружил себя прикованным к кровати. Недостача частей тел вызывала досаду, но лишь слегка - что бы ни вызвало их потерю, оно уже позади. Он попытался вспомнить, что именно это было. Память накормила обещаниями - у нее все записано, уверяла она, но пока свести это в нужную картину она не в состоянии, да не то чтобы хозяину это так уж и нужно в текущей ситуации. Есть и более насущные моменты, намекнула она, например, то, что он жив, само по себе весьма удивительно. Впрочем, и тут она отделалась неясными намеками. Кстати, о чувстве. Хоть что-то внезапно обрело ясность - просто и понятно, чувство было самым обычным, привычным голодом. Теперь, не во сне, он чувствовался намного сильнее и острее.

В уныние реальности вкрался какой-то голос. Слух Цезония не подвел, однако смысл слов он осознать сразу не смог и потому не ответил. Только попытался повернуть голову в сторону незнакомца.

Босмер не стал повторять вопроса. Он взглянул на то, как лежащий на кровати вампир пытался обернуться в его сторону, тихо отступил назад и заслонил дверь. Свет снова померк, отрезанный от уцелевшего глаза лакированным деревом. Шаги удалялись более спешно, чем приблизились.

Еще несколько минут, снова звуки приближающихся гостей, снова скрип - нет, на масло тут никто не скупится, и живые слуги этого звука наверняка никогда и не слышали. Но он способен предупреждать тех, кто более чуток, тех, кому это место действительно принадлежит. Желтое пятно света снова танцевало свой медленный, практически сонный танец за толстым стеклом лампы. Слуга был все тот же, но теперь он держался в стороне, открывая дорогу совсем иной фигуре.

Мессат неторопливо пересек комнату, держа руки за спиной и наклонив голову с безусловным интересом. Видимо, скрытой от взгляда Цезония ладонью он подал босмеру какой-то знак, потому что тот юркнул в комнату и согнулся над настольной лампой, разжигая в ней новый огонь и немедленно отходя назад, снова закрывая дверь, снова удаляясь, чтобы ненароком не подслушать не предназначенный для своих ушей разговор. Свет качнулся вдоль комнаты, открывая взгляду все мелкие детали ее интерьера, все бесчисленные переплетения древесных прожилок и застывших капель лака, но прежде всего - смотрящего на Цезония существа. Медный блеск отражался на кольцах, пронизывающих его переносицу и уши, смолисто-черный - на небрежно распущенных волосах, отдельные пряди которых зависли, приподнявшись над плечами, как тонкие наэлектризованные щупальца медузы. Шея была почти вся заслонена воротником, но там, где его не хватило, можно было разобрать шесть свежих симметричных шрамов - три с левой стороны и три с правой, под наклоном, толстые и выпуклые, подобно жабрам. Взгляд глаз, не казавшихся в заданном освещении такими уж светлыми, рассеянно и в то же время любопытно блуждал по поверхности одеяла и оковам, серебрящимся тихим, рассеянным свечением.

- Мне сказали, что ты проснулся, - отметил мистик вслух, - если это в самом деле так, то мне есть, что тебе сказать. И что тебе передать.

Он прошелся - шаг в одну сторону, шаг в другую - вдоль стены, прежде чем снова остановиться и вернуться к созерцанию.

Имя всплыло не сразу - но все же всплыло. Прогресс. Криспин следил за Мессатом единственным доступным глазом.

- Я слушаю, - ответил он на слова мистика. Постарался, чтобы голос звучал если и не вежливо, то хотя бы без лишнего вызова. Получилось довольно безжизненно. Ну, хотя бы цель достигнута. Собственный голос прозвучал непривычно.

- Хорошо.

У него получилось достаточно искренне. Немного еще продержавшись рядом, он сел на свободный стул и, перестав блуждать взглядом, уставился Криспину в лицо. Ни чего-либо пристального, ни чего-либо холодного в этом, возможно на удивление, не было - только задумчивая участливость, омраченная каким-то серьезным, излишне серьезным размышлением.

- Все были впечатлены твоими поступками во время нападения, - начал он неторопливо и почти монотонно, но какие-то незначительные изменения в тембре голоса цепляли внимание и не давали ему ускользнуть, - по крайней мере, все, чье мнение на этот счет может иметь для тебя прямые и значимые последствия. Это уже намного лучшее положение, чем то, в котором ты был не так давно. Вопрос тут в том, нужно ли оно тебе, и если да, то зачем.

- Позволь уточнить - я не считаю тебя шпионом и тайным разжигателем войны, я, - негромкий смешок, - все-таки достаточно уверен в своей способности анализировать чужие эмоции. Однако это лишь мое мнение, и в вопросах политики я предпочитаю не настаивать на нем как на факте. Не тогда, когда в этом нет потребности. Особенно учитывая то, что, даже если ты не являешься соглядатаем врага - это еще не значит, что ты не рассматриваешь нас как врагов.

Суховатая улыбка, в которой не читалось ни затаенной злобы, ни обиды, ни даже намека.

- И я вполне пойму, если считаешь, но в таком случае в твоих интересах будет бежать как можно дальше и как можно быстрее. Может быть, ты даже успеешь обогнать тех, кто все еще хочет тебе отомстить. Таких, как я понимаю, достаточно много. Это первый вариант. Второй - ты предпочтешь остаться. В таком случае тебе придется исправлять многие впечатления, которые ты успел оставить. Скажи мне честно - чего ты хочешь?

Криспин не смог сдержать короткий смешок - впрочем, в нем не было никакой издевки. Просто немного озвученной иронии. Вышло, кстати, довольно неуклюже - он все же не был уверен, что не повредил горло в этом смутном и отдаленном тогда.
- Я изначально пришел сюда, чтобы выжить, причем не только лично ради собственной любви к существованию. Не уверен, нужны ли Вам подробности этого, но в мои планы уж точно не входило благородно жертвовать собой, чтобы напакостить вашему роду, пока мои так называемые друзья прячутся у меня за спиной, опасаясь даже высунуть нос. И покинуть страну я - по крайней мере, пока - не могу. Поэтому вынужден остаться... с позволения, если это возможно.
Он помедлил.
- У меня есть также другие причины... исправлять оставленные мной впечатления. Они не слишком интересны.

- Я не знаю, конечно, что именно решит сказать и сделать архонт. Но из того, что я слышал, и из того, что я могу тебе передать, вполне возможно то, что он предложит тебе остаться. Если ты хочешь, конечно, доказать свою полезность и преданность как союзника и соратника. Он предложит тебе официальное прощение, и номинально ты сможешь обитать в этом городе как один из наших гостей. На деле, конечно, этого будет недостаточно для того, чтобы утихомирить недоверие и ненависть, которые многие к тебе сейчас испытывают.

Мистик слегка наклонил голову набок, вглядываясь в единственный уцелевший глаз собеседника под новым углом, словно рассчитывая таким образом заметить в нем какую-то скрытую прежде эмоцию.

- Я мог бы дать тебе совет относительно того, как их уменьшить. Как сделать то, чего от тебя совершенно не ожидают и что будет воспринято весьма благосклонно. Это риск, правда. Возможно, унижение - зависит от твоей точки зрения и, пожалуй, от искренности твоих эмоций. Для начала, я говорю об обряде прощения.

Он отклонился на стуле назад, принимая довольный, слегка мечтательный вид существа, готового повести речь о чем-то, что хорошо знает и любит.

- Эту церемонию проводят при присутствии и наблюдении всех, кто желает и может прийти, вне зависимости от ранга. Тот, кто желает принести извинения, перечисляет вслух свои преступления, обычно достаточно детально, и после этого обращается к тому, от кого хочет получить прощение - в твоем случае это будет архонт. Он говорит о том, что раскаивается в совершенном и что просит об отпущении, если таковое возможно. Если же нет, он обещает покончить с собой, стоит представителю оскорбленной стороны этого потребовать. Конечно, если данное требование выдвинуто и ответчик отказывается совершить самоубийство, это в большинстве случаев переходит для него в обычную смертную казнь - отсюда и риск. Но, если ты все-таки будешь прощен, то это произведет эффект. Нужный тебе эффект. Ты не только продемонстрируешь свою честность и решимость, ты проявишь уважение к традиции и знакомство с ней.

Он закончил описание, и довольное благодушие исчезло, резко сменившись прежней внимательной строгостью.

- Никто не ждет от тебя этого, конечно. Если тебе не нравится такой вариант, просто не предлагай его, и никто так и не узнает, что мы вообще о нем говорили и что ты о нем знаешь.

Криспин пожал бы плечами, если бы мог.
- Нет, это звучит вполне приемлемо, не то чтобы в моем положении позволительны капризы. Однако среди моего рода смерть через самоубийство... ну, исключая вдавание в ненужные подробности, недопустима. Могу ли я предложить что-либо как альтернативу? Например, принять вызов кого-либо, кто заведомо мне не по зубам? Или это уже нарушает какие-то ваши обычаи?

- Нет, - согласился Мессат, - не нарушает. При должном выборе оппонента это вполне равноценно суициду.

Он немного помолчал, наблюдая за пламенем в лампе со смесью легкого инстинктивного отторжения и эстетической симпатии.

- Тогда, полагаю, пока что мне больше не о чем тебе сообщить. Мы еще поговорим - потом, быть может, в зависимости от решения архонта. Скажи, когда будешь готов с ним встретиться. Если у тебе нечего сказать или спросить, то я пойду.

- Постойте, господин Мессат, - Криспин искренне хотел протянуть руку вслед ему, но получился только звон цепей, - если подумать, то это очень серьезный вопрос.
Он поморщился от невозможности стоять или хотя бы сидеть прямо, но проверять цепи, как и терпение радушных хозяев, на прочность не было особого желания.
- Видите ли, если господин архонт все же решит просто казнить меня, то это будет воспринято как агрессия моими сородичами. Конечно, их здесь нет и у них есть дела и поважней, но они, несомненно, узнают. И у меня есть основания предполагать, что им это не понравится. Конечно, я не стану утверждать, что это создаст реальные проблемы как для вас, так и для них, но предпочтительнее было бы исключить такой вариант развития событий. И, фактически, было бы лучше, если бы не мне бросил вызов кто-то, кто мне не по зубам, а наоборот. Вариант, когда ни к кому нельзя предъявить претензии. И в таком случае...
Он помедлил, подбирая слова.
- Я осознаю, что не совсем вправе бросаться вызовами в сторону тех, кто, насколько можно судить, пострадал от моих действий. И поэтому могу ли я просить об этой услуге Вас, господин Мессат? Не могли бы вы принять вызов от меня, если архонт сочтет, что мое дальнейшее существование его не устраивает?

- Конечно, - ответил Мессат мягко и поднялся на ноги, снова сцепляя руки за спиной в замок, - это достаточно нетипично, когда рядом есть воины, но вполне резонно. И я благодарю за предупреждение.

На этом он удалился из комнаты, миновав в коридоре снова устремившегося навстречу слугу (отступившего своевременно в сторону, хотя места вполне хватило бы на обоих, и согнувшего голову в быстром и весьма искреннем поклоне), на сей раз - с тяжелой бутылью, которую он нес в свободной от светильника руке. Распечатанная бутыль вскоре оказалась на столе, босмер - рядом. Его лицо пыталось казаться совершенно бесстрастным, у него получалось чуть хуже, чем могло бы.

- Я освобожу вашу руку, если вы хотите? - уточнил он участливо, кажется, надеясь на отрицательный ответ.

- Если можно, не только руку, - Криспин ответил сдержанной улыбкой, - и, если Вас не затруднит, то будьте добры помочь мне одеться.
- Вам нужен формальный костюм или обычная одежда? - осведомился мер в ответ.
- Костюм, если можно.
- Мне передать, что вы готовы видеть господина архонта?
Криспин кивнул.
- Да, разумеется.

C негромким железным клацаньем босмер отцепил от связки перехваченных поясом ключей два нужных и, оставив пресловутый светильник в стороне неподалеку от лампы, принялся за снятие оков. Надо отдать ему должное - даже явное недоверие и порожденная им тревога только чувствовались, но не виднелись в чертах лица. Когда последний засов отворился под негромкий скрип, и цепи повисли вдоль стены или улеглись поверх кровати блестящими гирляндами, мер едва поклонился и, отступая спиной назад, скрылся. На сей раз он отсутствовал дольше и вернулся с одеждой, свешивающийся по обе стороны согнутой в локте руки. При ближайшем рассмотрении это и в самом деле оказался двуслойный, достаточно просторный костюм, который в местных краях было принято носить на требующие парадности события. Он был куда больше, чем требовалось бы босмеру, и, судя по всему, рассчитывался изначально на альтмера - но, несмотря на естественное отсутствие индивидуальной подгонки, смотрелся достаточно неплохо благодаря своему переменчивому фасону. Цвета его были достаточно темными, местами черными, местами землянисто-охровыми или бежевыми с несколькими квадратами яркого рыжего цвета. Половинчатая рука скрылась под дополнительным куском материи, чем-то средним между шарфом и накидкой, и пересекающая лоб повязка протянулась поверх правого глаза.

Босмер отступил назад, критически озирая работу собственных рук, и, видимо, счел ее удовлетворительной.

- Пейте, - предложил он почтительно, кивая в сторону бутыли, - я сообщу, что вы готовы.

В который раз Цезоний остался посреди комнаты один.

Близость кого-то теплого и живого, чье сердце билось так громко, что отдавалось в ушах, оказалась настоящим испытанием. Криспин не подавал виду, пока слуга помогал справляться с застежками - нерешаемой задачей для кого-то, у кого только одна кисть руки - однако губы предпочел держать сомкнутыми и не говорить ни слова, чтобы не напугать и без того нервничающего мера. Когда дело дошло до лица, он зачесал волосы набок, скрывая поврежденное ухо и большую часть повязки через глаз.

Наконец, с гардеробом было покончено.
- Благодарю, - чинно кивнув, Цезоний отпустил слугу. И уныло покосился на бутылку. Ну почему эти южные извращенцы не могут питаться нормально?
Как жаль, что слуга ушел. Криспин глубоко вздохнул, подумал. Собрался с силами. И наконец потянулся к бутыли. Понюхал, сделал глоток. Поморщился. Ну, делать нечего.

Теперь он ждал долго - действительного долго по меркам одного вечера. Разумеется, о нем не забыли, но из каких-то соображений приставленный к Цезонию слуга не торопился возвращаться и коротать лишний час в его компании. Свеча в лампе оплавилась еще на четверть. Тени понемногу, едва заметно, меняли расположение на стенах.

- Пожалуйста, следуйте за мной, - только и сообщил мер, когда снова появился. Он тоже выглядел чуть более официально, чем раньше, хотя изменения являлись весьма незначительными. Под обрывистый звук дыхания пламя в лампе погасло, и вверх потянулся, кружась, тонкий белый дым, отдающий животным жиром и какими-то незнакомыми Криспину пряностями.

Коридоры. Они не стали особо знакомыми, но уже удавалось примерно определить, в каком направлении лежал путь. Все-таки подлинный размер спутанных интерьеров дома оставался не совсем ясным, и казалось странным, отчего бы кому-то понадобилось превращать дорогой городской особняк в лабиринт. По внешнему виду стены не казались чем-то моложе потолка, который ложился на них сверху, или пола, из которого они вырастали. Одинаковое дерево, примерно одинаковой старины смола. С обеих сторон проходящих опять провожали различные украшения, накопившиеся за долгие десятилетия - а то и столетия - проведенные под этой крышей различными обитателями убежища, хотя большинство из них было сложно представить за декорацией стен.

Приемная. Снова треск огня над бережно разрубленными, толстыми дровами, темными и увесистыми, как куски булыжника. Такие горят особенно долго, позволяя хотя бы относительную экономию на одном из самых дорогих материалов, какие можно здесь купить. Значительное после полупустой каморки количество присутствующих, расположившихся неровным полукругом - Гелерот, прохладно наблюдающий за вошедшими без какой-то либо агрессии; Фальгорн, раскинувшийся на кресле на самой грани не подобающей случаю небрежности, в обманчиво расслабленной позе, из которой очень легко вскочить на ноги; Мессат, едва заметно улыбающийся, но неясно, кому или чему именно, и явно делающий вид, будто не следит пристально за всеми присутствующими; Альгот, по правую руку от Нормандила, как и положено, мрачно веселый и гораздо более живой, чем большинство собратьев; сам архонт, исключительно спокойный и по-деловому отстраненный эмоционально от всего, что может увидеть или услышать. Ложное впечатление, конечно же. Глаза особенно хорошо это передают - не потому, что он не может контролировать выражаемые ими эмоции, но потому, что от него и не ожидают подлинного равнодушия. Не тогда, когда речь идет о делах, касающихся всего клана.

- Цезоний Криспин, - тихо озвучил и без того всем известную информацию слуга и, поклонившись ниже прежнего, отступил назад и покинул комнату.

- Я осведомлен о твоих последних действиях, совершенных в интересах нашего клана и на его благо, - заметил в едва повисшей тишине Нормандил, - и я впечатлен тем, что ради них ты решил рисковать своей безопасностью и своим пребыванием в этом мире.

Никто не стал обращать особое внимание на повязку и накидку, скрывающих отсутствующие части тела, но их присутствие - молчаливое и лишнее свидетельство упомянутому - было и без того достаточно очевидным.

- Конечно, я также хорошо помню все преступления против интересов нашего клана и его отдельных представителей, которые им предшествовали. Преступления, которые могут быть в чем-то заглажены твоими уверениями о своей неосведомленности, а также твоими недавними стараниями, но которые но ни в коем случае до сих пор не искуплены. Я размышлял об этом достаточно долго и пришел к двум возможным решениям, которые считаю правильным и допустимым принять. Скажи мне, Цезоний Криспин - считаешь ли ты совершенное своей виной и хочешь ли ее искупить? И если да, то как?

Криспин приветствовал архонта поклоном и молча выслушал его речь. Он спокойно смотрел на собравшихся. Страх... страха не было. Он все еще хорошо помнил куда более страшную коллегию, перед которой приходилось предстать, которая, что самое смешное, была дружественной... но намного более жестокой и опасной.
Он снова слегка наклонил голову, когда архонт завершил свою речь.
- Хочу, господин архонт. Любым образом, которым потребуется. Но для начала я хотел бы снова принести вам извинения, на это раз по всем правилам и согласно принятой церемонии.
- Хорошо, - заключил Нормандил спустя несколько секунд, как показалось, достаточно буквально, - тогда подождем.
Подождали. Цезонию кресла так и не предложили, но враждебности в этом не чувствовалось. Мессат улыбнулся чуть шире, чем прежде, кажется, одобрительно. Фальгорн с чем-то едва различимо обратился к Гелероту, широко скалясь; тот наклонил навстречу голову, и вид у него, вопреки прежней холодности, стал неуютно злорадный.
Потом пожаловали остальные - Криспин видел их раньше, но не знал по именам.
Они были безусловно младше остальных, многие из них скрывали эмоции хуже, и у большинства эти эмоции варьировались от чуткого холодного недоверия до откровенной враждебности. Перед собой они видели чужака, тут сомнений не возникало, более того - чужака, от которого не ожидали ничего хорошего, вдвойне разозленные и взвинченные последними беспокойными ночами. Приветствовать вслух никто никого не стал, но по-военному короткие, жесткие даже поклоны получились более чем красноречивыми. Недолгое время спустя они разошлись по свободным местам, заняв приглянувшиеся, и застыли, наблюдая.
- Говори.
Цезоний оглядел новоприбывших. Слегка нахмурился, увидев среди них встревоженного Мельфина и Айрин, сдержанно-отстраненную. Подумалось, что не хотелось бы умирать у них на глазах.
Да, если ты ошибешься, оплошаешь, подведешь - они покарают тебя, будут терзать, заставят пройти через страдания. Но не относись к этому как к наказанию, которое хотелось бы избежать всеми силами. Относись к этому так, как относятся они - к испытанию, шансу доказать, чего ты стоишь. Не скрывай своих ошибок - отдай на их суд и встреть достойно их суждение. Покажи, что ты один из нас - тех, кто не только объявил своей честь воина, но и живет, чтобы поддержать ее и приумножить.
Он снова перевел взгляд на Нормандила, слегка улыбнулся - мягко и отстраненно, а не с насмешкой или угрозой, и начал, слегка повысив голос, обращаясь ко всем присутствующим сразу.
- Меня зовут Цезоний Криспин, пусть это имя и не было дано мне при рождении, и я несу в себе кровь клана Куарра, который признает меня своим сыном. Сегодня я предстаю перед вами, чтобы рассказать о вреде, который я, волею ли случая, или вследствие собственных же ошибок, причинил вашему роду, а также о том, что я сожалею о содеянном и готов искупить вину за свои прегрешения, если мне это будет позволено. Суждение о том, заслужил ли я это, я прошу вынести Нормандила, архонта вашего рода, здесь присутствующего.
Он сделал паузу, позволяя остальным переварить его преамбулу.
- Одиннадцать лет назад я прибыл в вашу страну из Киродиила. Меня привели сюда личные причины, не связанные ни с вами, ни с вашими врагами или союзниками, и в то время я ничего не знал о вас, кроме имени и самого факта вашего существования. Так вышло, что моей первой встречей с представителями нашего племени, - здесь он определенно имеет в виду вампиров вообще, - оказалась одной из вас. И так вышло, что ни она, ни я не узнали друг друга, я ее - в силу возможностей вашего клана, она меня - в силу заклинаний, которые я использовал для маскировки. Я встретил ее как смертную красавицу, проявившую интерес к моей персоне и предложившую провести время наедине, и, очевидно, у нас обоих были одинаковые намерения - использовать друг друга в пищу. Так вышло, что первой попытку сделала она, застав меня врасплох настолько, что я потерял контроль над собой.  Это вообще свойственно моему роду, также нам свойственно то, что, потеряв контроль над собой, мы оказываемся намного более опасны, чем представители других кланов. Вероятно, что если бы первый попытку сделал я, то, даже если бы эта девушка была в достаточной степени напугана, то все равно не смогла бы причинить мне достаточный вред, но поскольку произошло то, что произошло, то, когда я пришел в себя, она была мертва. Я был напуган произошедшим. Пытался оказать ей помощь, убил для этого одного из слуг в гостинице, где мы встретились, но было уже слишком поздно. Я первоначально хотел уничтожить ее тело, но мне раньше доводилось встречаться с теми, кто мог пережить что-то сходное с окончательной смертью и я спрятал ее в гостинице. Не исключаю, что ваши собратья обнаружили ее после этого. Сам я покинул то место так скоро, как позволило наступление следующего вечера. Если не ошибаюсь, то тогда меня никто ни в чем не заподозрил. Я сожалею о ее смерти и прошу за нее прощения, пусть это и был несчастный случай.
Еще пауза.
- Спустя некоторое время, все еще на моем пути в Фалинести с караваном, я столкнулся уже с вашими недругами, Кирилт. Они, видимо, добывали себе пропитание и напали на путешественников, когда те проходили через лес. Меня они опять не узнали и были ошеломлены тем, что я оказал им отпор, достаточно, чтобы не успеть превратиться в туман. Если не ошибаюсь, я сломал челюсть тому из них, что напал на меня. Они оступили, а затем вернулись, на этот раз осторожнее, и вынудили меня последовать за ними.
Цезоний не стал описывать это "вынудили", но, вероятно, тут подразумевалось что-то насильственное.
- Они быстро выяснили, что я не принадлежу ни к одному из местных кланов, сочли, что убивать меня на месте нет особого смысла, и между нами завязался разговор.  Я рассказал им об инциденте с девушкой и они убедили меня как в агрессивности и преднамеренности ее действий, так и в том, что весь ваш клан представляет опасность и связываться с вами - безумие. Я сожалею, что принял их слова на веру, не подвергнув должному сомнению, и прошу за это прощения.
Снова пауза.
- Кирилт предложили мне сотрудничество в обмен на свои знания и свою помощь. Я остро нуждался в чем-то подобном и согласился. Они уговорили меня быть их глазами в городе и сообщать любую заинтересовавшую их информацию. Несколько лет я этим и занимался, до поры до времени не вмешиваясь. Затем, по их просьбе, я начал попытки выявлять ваших союзников среди смертных и использовать их, чтобы содействовать Кирилт и наносить ущерб вам. Точный объем ущерба, если он все же был нанесен, мне не известен, хотя я и предполагаю, что большую часть информации, полученной от меня, Кирилт скорее могли использовать для самозащиты, чем для атаки ваших интересов. Я сожалею об этом и прошу за это прощения.
И еще пауза, позволяющая слушателям усвоить очередной кусок.
- Около года назад Кирилт пришли ко мне с конкретной просьбой. Кто-то из вашего рода каким-то образом нанес им вред - я не расспрашивал подробно, но создавалось впечатление, что наряду с несколькими смертями речь шла о серьезном унижении - и они жаждали мести и просили моей помощи. Первоначально я отказал им, потому что это с моей стороны попахивало безумием, но они убедили меня. Мы договорились о ловушке. Нам уже было известно, какими связями и собственностью в городе обладает этот их недруг, и я начал с того, что путем вполне обыкновенных средств вроде шантажа, подлога и нечестной конкуренции начал наносить вред бизнесу его смертных друзей. Когда провокация вызвала его интерес, человек, нанятый мной, сдал меня ему - всего лишь как смертного бизнесмена, настроенного испортить ему и его друзьям бизнес - и мы, подготовив ловушку, стали ждать. Мы, конечно, не ждали, что он сам лично придет выяснять со мной отношения, но ловушка сработала не как надо, мне пришлось импровизировать, и в пожаре, устроенном при моей импровизации, погибли трое охотников Телбот, присланных, вероятно, им самим, а может и кем-то еще. Кирилт, по одним им известным причинам, считали, что один из охотников был его отпрыском, и удовлетворились этим. Я сожалею об этом и прошу за это прощения.
Он снова сделал паузу, не спуская спокойного взгляда с Нормандила.
- Это все, что я хотел вам сегодня сообщить. Теперь я вверяю свою судьбу в Ваши руки, господин архонт и снова прошу прощения - на это раз лично у Вас. И если Вы не видите возможности для искупления моих прегрешений, то, пусть я и не могу совершить самоубийство, поскольку среди Куарра это расценивается как страшное оскорбление клану, но обязуюсь принять вызов на смертный бой от первого, кто пожелает его бросить, или, если Вы это позволите, господин архонт, бросить его сам кому-либо по Вашему, или, если это будет позволено, своему выбору.

По мере того, как его слушали, настроение в комнате ощутимо сгущалось. Нормандил не менялся в лице и, глядя неотрывно на Криспина, слушал с неявными эмоциями или полным отсутствием таковых. Гелерот, хотя едва ли кто-то сейчас стал бы обращать на это внимание, еле заметно переводил взгляд с одного из слушающих на другого. Фальгорн был равнодушно мрачен, и Альгот растерял большую долю присущей ему хищной динамичности, начав и в самом деле напоминать живое оружие, каким являлся по титулу. Мессат слегка прикрыл глаза, продолжая следить из-за полуопущенных век блестящими зрачками. Он был, кажется, доволен - или всего лишь готовился наблюдать результат собственного предложения, вслушиваясь внимательно в каждое слово, анализируя, оценивая про себя. Лицо Айрин не выражало ни единого чувства, только полную отрешенность и принятие всего услышанного как факта - не столько стоического, сколько совершенно пустого и холодного изнутри. Мельфин сначала смотрел во все глаза на Цезония, потом, на каком-то моменте, резко отвернулся и продолжал после этого таращиться в пол.

У остальных тоже не было единой реакции, хотя преобладающим было удивление - слишком глубокое и неоднозначное, чтобы быть только неприятным. Кто-то морщился, как от яркого света. Кто-то начал ухмыляться, нехорошо, безжалостно, явно будучи уверенным в исходе данной исповеди. Они были возмущены, конечно, как минимум в некоторой степени потрясены и вроде бы видели перед собой врага - но слишком поздно, слишком внезапно и странно, чтобы испытывать простую и естественную ярость.

На некоторое время сгустилась тишина. Церемониальная, конечно. Приличествующая случаю. Может быть, она случайно получалась пыткой, но не задумывалась таковой. Это было время для размышлений, большая часть которых уже состоялась прежде. Почти никто не шевелился, нов время не казалось застывшим, напротив, воспринималось очень четко и ясно.

- Я прощаю тебя, - заключил архонт совершенно ровным голосом. Среди собравшихся кто-то дернулся, но снова затих, - этот суд окончен.

Медленно, пронизанные и окруженные ворохом самых разных эмоций, все принялись расходиться. Кто-то избегал смотреть назад, кто-то, напротив, так и продолжал до самой двери. Мельфин вышел очень быстрым, резким шагом, Айрин - такой же плавной походкой бродячего духа. Один из охотников задержался и поймал взгляд Гелерота, но тот качнул головой - не сейчас. Что именно "не сейчас", осталось неозвученным.

- Теперь, - напомнил Нормандил, когда в комнате снова не осталось никого за исключением офицеров, - о том, как именно ты можешь искупить содеянное.

Внезапно он казался более деятельным и непосредственным, более, быть может, живым, чем несколькими минутами ранее.

- Пока ты был без сознания, живые начали отстраивать разрушенные кварталы города и укреплять оборону. Это достаточно бесполезно, конечно, в случае полномасштабной атаки, но пока что все оставалось тихим. Достаточно тихим, чтобы заняться приготовлениями к собирающейся войне - она едва ли будет глобальной, но за те несколько месяцев или, если не повезет, лет, которые займет, может стать достаточно яростной. Для начала мне нужно знать, планируешь ты сохранять и, насколько это потребуется, восстанавливать свои торговые связи и контракты.

Тон предполагал немедленное продолжение, но вместо него последовало ожидающее ответа молчание.

Цезоний ждал приговора молча и не демонстрируя особых эмоций, впрочем, взгляда от архонта не отрывал.
Однако оглашенный приговор все же заставил его на момент потерять самообладание - Криспин вздрогнул, пусть никто этого не видел. Выражение лица не изменилось, но в единственном глазу, который он так и не отвел от Нормандила, мелькнуло и затаилось неверие.
Почему?
Только сейчас он понял, что не ждал этого, что был уверен, что не переживет это собрание. Конечно, если оглянуться назад, то все, о чем он договаривался с Мессатом, напоминало больше попытку подготовить себе достойную смерть, чем ловкий ход с произведением нужного впечатления. И теперь... собственно, все планы, что были, первоначально на этом кончались.
Итак, босс, мы выжили. Что делать дальше? В чем состоит наш план Б?

Он выслушал Нормандила молча все с тем же нейтральным выражением, с которым делал свой доклад перед аудиторией. Помедлил после вопроса несколько дольше, чем архонт, вероятно, ожидал, но недостаточно, чтобы вызвать нетерпеливое "ну же". Наконец опустил голову, впрочем, только затем, чтобы вернуться снова - уже новым, более живым и в чем-то слегка ироничным взглядом. Попробовал скрестить руки на груди, но недосчитался для этого одной руки и просто положил кисть левой на то, что оставалось от правой.
- Планирую, разумеется... по крайней мере настолько, насколько можно было планировать что-то, что, как ожидаешь, наступит после твоих похорон. Сохранять, востанавливать... расширять, возможно. Хммм...
Его взгляд стал расфокусированным и задумчивым, Криспин коснулся рукой подбородка в размышлениях.
- Когда я был в городе после атаки, мне показалось, что филиал Южной Имперской Компании пострадал очень значительно. Что с ними стало... в финальном итоге?

- Их разнесло, - равнодушно поделился Нормандил, - большую часть здания и бумаг, которые не успели вынести, погребло под провалившейся крышей. Многие сотрудники целы, впрочем, но многие собираются отправляться в другие города, что, как я понимаю, должно быть для тебя более чем выгодным. Конечно, я ожидаю, что впредь ты будешь действовать в наших общих интересах;  и я уважаю деловую конфиденциальность и понимаю, насколько может быть неприятным ее нарушать и терять долю собственной независимости, однако, если ты планируешь вести свой бизнес на нашей территории, то я должен быть в курсе того, что и как ты планируешь предпринимать и какие это дает результаты. Кроме этого.

Он замолчал и коротко кивнул Мессату.

- Я хочу попросить о, возможно, достаточно необычной вещи, - сообщил тот с приятной улыбкой, не совсем соответствующей вступлению, - ты принадлежишь к другому роду, нежели мы, и потому отличаешься и можешь предоставить лишний ключ к пониманию того, как устроены все мы в целом и на что способны - как с физиологической, так и с магической точки зрения. В интересах науки и в интересах моего клана я хотел бы это изучить.

Криспин не стал совсем уж подавлять усмешку, мелькнувшую на его лице при словах архонта, впрочем, ей явно недоставало того злорадства, которое он при этом испытывал в глубине души. Если покопаться в бочке дегтя, то иногда можно даже наскрести пару ложек меда. Приятно.

Впрочем, предложение Мессата сбило его с толку. Этого он ожидал гораздо меньше, чем многого остального этим вечером, но Цезоний заставил себя справиться с удивлением. Тем не менее, несколько мгновений он смотрел на мистика с недоумением.
- Действительно, необычной. И как же Вы хотели бы... это изучить? Я могу узнать подробности?

- Конечно, - согласился Мессат незамедлительно. Происходящее явно доставляло ему немалое удовольствие, причем в сочетании с абсолютной серьезностью, - я говорю о целом перечне различных проверок, начиная от полностью внешних ритуалов и проб крови и тканей организма и заканчивая, если ты не будешь против, изучением реакций твоего организма и твоего сознания на различные раздражители. Я не стану трогать душу, это было бы неоправданным риском.

Последнее предложение он произнес с доверительностью, которая сразу дала понять - оправданного риска всему остальному при желании хватило бы с лихвой.

- Соглашайся, - посоветовал сбоку Фальгорн, склабясь и не особо скрывая хищных, перманентно заостренных зубов.

- Я... - Цезоний не отрывал от Мессата несколько ошеломленного взгляда, - могу... подумать над этим и дать ответ... немного позже?
Пауза. Потом Криспин решил, что пауза затянулась. Снова повернулся к Нормандилу.
- Хм... к вопросу о бизнесе. Я надеюсь, Вы понимаете, что нужно действовать срочно, пока поставщики Южной не нашли себе новых клиентов? найти кому продать древесину в Валенвуде не стоит особого труда.

- Разумеется, - отозвался Мессат с легким разочарованием и отклонился обратно на спинку кресла, - я не прошу неосознанных поступков.

- Понимаю, - согласился в ответ на вопрос Нормандил, - и я ожидаю, что ты не станешь терять времени и покажешь, как ты планируешь справиться с такой достаточно несложной задачей. Или у тебя есть что-то, о чем ты хотел попросить?

Вид у Гелерота стал чуть более расчетливый, чем прежде, едва сосредоточенный, словно он готовился к чему-то, имеющему непосредственное отношение к его должности и его обязанностям. Фальгорн ухмылялся в огонь, Альгот молча слушал и выглядел при этом почти благочинно.

- Конечно, - Криспин кивнул, - задача не будет такой уж сложной, по крайней мере в том, что касается всего по ту сторону валенвудско-киродиильской границы. Я, разумеется, давно питал надежды справиться с наследием имперского лобби, как, впрочем, и любая частная киродиильская компания, имеющая бизнес на территории Валенвуда. Разумеется, мне давно известны их основные поставщики и я прилагал усилия, чтобы установить с ними связи. Даже если они и предпочитали сохранять контракты с Южной, теперь это им не нужно, упрашивать их не придется. Упрашивать моих работодателей не придется тем более, они, естественно, с готовностью поддержат такие начинания, и, скорее всего, заключить контракты в нужном объеме им будет по карману. Даже их одобрение на действия здесь мне спрашивать не придется - оно у меня давно есть. Им мешала только сама Южная, правдами и неправдами вцепившаяся в свой кусок хлеба. Так что как только она официально будет ликвидирована в городе, остальное - вопрос времени. Но есть другая проблема. Тоже вряд ли нерешаемая.
Он сделал паузу, собираясь с мыслями.
- Вопрос времени для нас стоит насущно и помимо необходимости заключать контракты. очевидно, что вам необходим сам товар, прежде всего древесина, почти монополизированная Южной, но не только. Какая-то партия, в основном текстиль и металл, и немного древесины от другого поставщика, должна была прибыть ко мне, это должно было произойти пару дней назад, прилично после атаки. Если у меня что-то уцелело, то она есть в моем распоряжении. Однако сплав по реке для Южной - большая партия строительной древесины - должен прийти несколько позже. И вот с этим нужно что-то делать. Если позволить Южной получить эту партию и пытаться ее продать - а попытаются они это по завышенной стоимости - то от нее будет только ущерб, в том числе и простым жителям. Поэтому эту партию нужно либо перекупить, не позволив это сделать им, что, в принципе, не составит труда и особой юридической проблемы, если их вынудить полностью покинуть город, либо, как дорогой, но простой и надежный вариант - выкупить их контракты прямо здесь, что уменьшит и необходимость возни в Киродииле. Если, конечно, документы уцелели. Если нет - возвращаемся к плану А. В любом случае, - он нахмурился, - представителям поставщика заплатить необходимо, чтобы они имели с нами дело и далее. И тут только одна сравнительно небольшая проблема. Я полагаю, что оплатить поставщику саму эту партию у меня, вероятно, и есть свободные средства, но только если мой бизнес не пострадал. Вероятно, и стоимость контрактов, нужных нам, в пределах моих возможностей, особенно если убедить их осознать свое положение и продать их дешевле. Но я не могу быть в этом уверен. Особенно если имущество нашей компании пострадало при пожаре.

- Относительно и меньше, чем могло бы, - известил Нормандил в ответ на последнюю фразу, - если это потребуется, я выдам тебе дополнительную сумму денег. Возместить ее со временем тебе явно под силу, равно как и разобраться со своими контактами в надавить на них, в случае чего. Однако, если кто-нибудь будет выражать особенно яркое несогласие - не ожидаю этого, но все может статься, особенно когда народ испуган - сообщи. Пока что это все, что я хотел сказать.